Охранник Станислав Новиков: «Самое трудное — сохранить духовное спокойствие, не возненавидеть, не озлобиться»

Станиславу Новикову 36 лет. В охране работает почти два года. Довольно долго он следил за порядком в одном из сыктывкарских ночных питейных заведений и заслужил себе репутацию стража строгого, но справедливого.

В рамках проекта «Суровая специальность» Станислав рассказал корреспонденту «Молодежи Севера» о трудностях профессии и о том, как все это уживается с его внутренними убеждениями и верой.

— То, что в охрану идут не от хорошей жизни, это правда?

— Не совсем так. Есть две категории людей. Одна из них — люди с военно-казарменным образом мышления, которые не очень комфортно себя чувствуют в социуме, а в армейских условиях им хорошо. Это крепкие парни. Вторая — люди по типу меня, ограниченно дееспособные в силу здоровья, например. Таких нельзя назвать неудачниками, просто так сложилось. Я в свое время закончил Ярославское медучилище, после этого вернулся в Ухту и год проработал в реанимации для новорожденных. Были те самые жуткие времена, когда в реанимации лекарства распределялись на две полки — для платных и для бесплатных пациентов. На платных лежало все, что надо. Кому лекарств не хватало, умирали. Потом поступил в медакадемию, но на третьем курсе бросил ее. Зарплата у врача мизерная, а у меня — мама, сестра. Семья терпела сильную нужду, и я решил: лучше быть хорошим сыном, чем хорошим врачом. Ушел на сталеплавильный комбинат. Когда Господь здоровье прибрал, не смог больше там трудиться, стал работать сторожем. Однажды познакомился с руководителем охранной конторы. Я благодарен ему за то, что он позвал меня к себе, оплатил обучение и разрешил не сбривать бороду. Какой же муж без бороды? Я шестой год воцерковлен, а до этого был богохульником, терпеть не мог верующих, считал их слабаками бесхребетными.

— И что изменилось?

— Вы будете смеяться — ничего. Господь прикоснулся. Однажды зашел я в запущенный древний храм в Ярославле исключительно по архитектурным интересам, посмотреть, как наши предки строили, и увидел трещину в стене, которая тянется под самый купол и которую скобами скрепили (это попытка духовно нищего поколения сохранить свое наследие). И все перевернулось. Начал потихоньку в храм захаживать, пока никто не видит. Купил учебник старославянского языка, сам его выучил. Молитвослов купил. А потом в храме неожиданно встретил друга детства, с которым жизнь давно развела и который, как оказалось, служил алтарником. И понял, что стесняться нечего. Начал открыто в церковь ходить, а через месяц отпустил бороду. Это мое личное заявление всему миру: я — православный. «Муж брадолюбивый наследует царствие небесное» (смеется).

— Как же вам все-таки разрешили бороду оставить? В охране ведь свои правила.

— Надо спросить у моего начальника. Я считаю, что это его личный «менеджерский» подвиг. Гендиректор сказал: «У тебя — позитивный внешний вид, мне нравится». Да, в случае конфликта борода является дополнительным провоцирующим фактором, в драке за нее можно ухватиться, но пока такого не было.

— Что нужно знать, чтобы стать охранником?

— Я уже не помню, но, по-моему, два месяца надо учиться, сдавать экзамен в полиции. Учат всему: какой бронежилет когда надеть; когда стрелять можно, а когда нельзя; когда можно дать дубинкой, а когда нет; как вести себя на объекте… У нас было несколько занятий по борьбе, но всему за короткий срок научиться нельзя.

— Ну а постоять за себя сможете?

— Это я мог и до охраны. Мы ведь все живем в России. Определенный уровень подготовки есть у каждого парня. Мы в свое время выясняли отношения в подворотнях, моя юность была бурная. Я, конечно, не Шварценеггер, два противника для меня — серьезная проблема, ну а когда целая компания — там можно только с честью получить по башке.

— Разрешение на ношение оружия у вас есть?

— Нет. Не стал брать. Во-первых, обучение стоит почти в два раза дороже, и во-вторых, я бы хотел вообще этого избежать.

— Не обязательно ведь оружие использовать.

— Тогда зачем оно?

— Для устрашения, например.

— Я и без оружия кого хочешь устрашу (смеется).

— Где приходилось работать?

— На разных объектах. На промышленных предприятиях, в банке (и там благосклонно к моей бороде отнеслись).Еще в физико-математическом лицее, это перевернуло всю мою жизнь. Это дети, светлые глаза. Я с ними подружился, и они ко мне с теплотой относились, а это самое ценное в жизни. Однажды, придя на подмену в один торговый центр, я стал свидетелем инцидента. А поскольку натура у меня беспокойная, я ситуацию «разрулил». Ребятам-охранникам понравилось, как я работаю, и они предложили мне перейти в бар. Я очень долго отказывался. В то время я уже учился в духовном училище и заочно на филфаке КГПИ, подрабатывал сварщиком. Нагрузка была бешеная, не тянул. Ну а в баре мне предложили график, который позволял учиться и подрабатывать.

И там мне было сложнее всего. Каждый раз я будто был на духовном «Мамаевом побоище». Я знаю, что в бар приходят люди, за редким исключением, хорошие, светлые, но невозможно смотреть, как за полчаса они превращаются в… (не могу слов приличных подобрать). Ну и оскорбления бесчисленные. Мы же охранников воспринимаем как? Обслуга, ничто. Как люди выпьют, начинают вести себя вызывающе, бравируют. И все это приходится терпеть. По-хорошему за такие вещи в морду бьют, а тут пытаешься быть вежливым. Честно сказать, это даже у меня не всегда получалось.

— Как часто приходилось применять силу?

— Раз — два за смену. У посетителей возникали конфликты между собой. Приходилось их растаскивать, выводить из зала. А человек потом в ярость приходил, начинал рваться обратно, а тут я у него на пути. Труднее всего было сохранить духовное спокойствие — не возненавидеть, не впасть в злобу. Я больше всего размышлял об этом, но это глубоко внутри меня, обо всем в двух словах не рассказать.

— У вас репутация принципиального и строгого охранника.

— Да, все верно. Я хоть и верующий православный человек, и с человеческими слабостями, глупостью, нечаянностью смирюсь, но не допущу безобразия. Если человек приходит в заведение и ведет себя агрессивно, я ему говорю: «Не пущу». — «Почему?» — «А не считаю нужным».

— Как уживаются ваша вера и работа в охране? Не противоречат друг другу?

— Нет. Для чистого все чисто, для нечистого все нечисто. Куда бы Господь меня ни ставил, везде ищу возможность людям помочь и веру украсить. Сначала люди думают, что я террорист, ведут себя осторожно. Спрашивают: «Вы — мусульманин?» Я отвечаю: «Воистину воскресе!» — «Ааа, так вы наш!» После этого ко мне начинают относиться с теплотой. Я не преувеличиваю. Пару бокалов выпьют — подходят, спрашивают: вот, мол, дочку крестить хотим, как, куда лучше?

— Можно, работая охранником, достойно содержать семью?

— Затрудняюсь ответить. Думаю, можно только одним способом: у охранников достаточно много свободного времени, работа по графику — это позволяет подрабатывать. Проблема в том, что требования к ним достаточно серьезные, а текучка большая во всех организациях. Хорошая качественная охрана стоит больших денег, за 7 — 9 тысяч рублей в месяц профессионалы работать не будут.

— Как семья относится к вашей работе?

— Жена очень переживает (видит, в каком состоянии морального опустошения я прихожу со смены), утешает. Ну и, вы же понимаете, — постоянные кавалерийские атаки: уходи, увольняйся. А куда уходить? А уроки учить когда? На сменах учить запрещено. Но в баре я больше не работаю. Мне было почти физически больно от того, что я видел. На Хеллоуин я вообще буквально расплакался, хотел уйти со смены. Там же все было, вплоть до поругания христианских святынь: девушки в монашеских одеяниях, перевернутые кресты… Я многое могу вынести, но это — нет. Тогда старший смены сказал, что народу много, а охраны не хватает. Мой духовник меня поддержал, и я додежурил. Охрана деформирует человека. Много приходится терпеть унижений, оскорблений, ответственность большая, а вознаграждение мизерное. Люди замыкаются.

— Вы тоже «деформировались»?

— Очень серьезно. Много мерзости для меня стало не таким мерзким. Со многим как-то невзначай примирился. Вроде как и по морде дать иной раз не грех… А ведь грех. Основная проблема современного общества: в этих барах люди перестают понимать, что такое хорошо, а что такое плохо. Постепенно все с ног на голову встает. Я всегда был терпим к людям, но категорически нетерпим к тому, что они делают. Я стал более раздраженным.

Источник

  Информационный портал «Охрана РОССИЯ». При использовании материала гиперссылка обязательна.